НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Мистика судьбы. ЯСНОВИДЕНИЕ Владимира Набокова

Владимир Даль определяет ясновидение как чувственное распознавание в магнетическом сне неведомого и недостижимого чувства человека в обычном их состоянии. Вряд ли Набоков определил своё состояние как магнетический сон, это другое. Ясновидение подобно вдохновению, а вдохновение подобно ясновидению. Художник вообще ясновидец. Он должен видеть в мире то, что мы – читатели - ясно не способны видеть. Это, наверное, единственный случай в мировой культуре, когда то, что видится очами внутренними даётся как видение очами внешними.
«В ту минуту я достиг высшего предела человеческого здоровья». Это самое простое определение мистики. Это высший возможный предел человеческого здоровья. Те люди, которым не свойственны мистические видения, по Набокову, немного больны.
Традиционный ход – что взрослые – это изгнанники из детского рая, это абсолютно не набоковская тема. Дело в том, что рай никогда не исчезает. Мы не изгнанники из детства. Этот рай всегда живёт с нами, и не только живёт, но и всё больше, точнее и явственнее проявляется. Через это детство я чувствую жизнь иначе, я всё время открываю его заново, и всё глубже и глубже. Детство не исчезло, мы не изгнанники, мы живём в этом детстве. Если мы утратили это впечатление, то тогда мы вообще изгнанники.
У Набокова есть излюбленный образ – метафора человеческой жизни. Это образ ковра. Представим себе ковёр с орнаментом, узором. С внешней стороны мы можем иногда даже прочесть этот узор, почувствовать, что он обозначает. И ковёр, когда мы смотрим на него с внутренней стороны, это совсем другое. С внутренней стороны мы видим узелки, пересекающиеся линии. И основное что мы видим, это хаос – бессмысленное переплетение узлов и линий. Вот так и наша человеческая жизнь. Когда мы смотрим в прошлое, то мы видим множество событий, встреч. Они не связаны между собой, разорваны во времени, и не представляют собой чаще всего никакого осмысленного движения. Скорее всего, смысл мы начинаем ощущать или понимать, когда придумываем какую-нибудь концепцию собственной жизни. Так вот Набоков говорит и часто описывает в своих произведениях, что надо уметь посмотреть на свою жизнь так, чтобы эти разрозненные линии и узла соединились в то, что
можно назвать судьбой человека, то есть его предназначением. Имеется ввиду, что наша жизнь не есть только произведение нашей собственной воли, результат это воли, а есть что-то такое, что мы должны исполнить. И вот, внимательно вглядываясь в узоры своей жизни, проникая, как пишет Набоков, «с контрабандой настоящего в прошлое», он вдруг каким-то особым ясновидением (а ясновидение для него синоним вдохновения) вдруг начинает различать чёткий повторяющийся узор, потому что орнамент и состоит из многих, но повторяющихся элементов, узор своей жизни. И тогда получается, что какие-то мелочи, не имевшие никакого значения в его жизни, вдруг становятся значимыми. За явным узором проступает тайный мистический узор судьбы. И это все чувствуют. На этом стоит вся мировая литература, начиная с Эсхила с его «Эдипом», и заканчивая Тарковским, который пишет: «когда судьба идёт по следу как сумасшедший с бритвою в руке».
Есть явная судьба, которую можно отразить в анкете. Но есть и иная. Изгнанник не может долго жить даже в уютном доме. Вечный странник – а мы знаем, что каждый в мире странник! – это действительно самое горькое и самая провидческая роль. Не зря «вечный жид» и «вечный странник» это постоянный образ в мировой литературе. Это мистическая судьба, и её так просто не объяснишь. Его изгнанничество – это его судьба, которая ему предназначена.
Есть блаженство в изгнании, как говорил Набоков, блаженство духовного одиночества.

НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

НА ГЛАВНУЮ